|
* *
* В восемь часов утра была общая молитва в зале, а если был урок закона Божьего, то еще перед началом урока в классе ее читали по очереди двое дежурных – один перед уроком: «Преблагий Господи! Ниспосли нам благодать Духа Твоего Святаго, дарствующаго смысл и укрепляющего душевныя наши силы, дабы, внимая преподаваемому нам учению, возросли мы Тебе, нашему Создателю, во славу, родителям же нашим на утешение, Церкви и Отечеству на пользу», другой читал после урока: «Благодарим Тебе, Создателю, яко сподобил еси нас благодати Твоея, во еже внимати учению. Благослови наших начальников, родителей и учителей, ведущих нас к познанию блага, и подаждь нам силу и крепость к продолжению учения сего».
Дежурные должны были следить за чистотой в классе, состоянием учительского стола и стула, классной доски, достаточным количеством мела, наличием чистой губки или тряпки. Если был урок географии или истории, они должны были приносить карту из учительской или относить ее после урока, а также требовать соблюдения тишины после звонка до прихода учителя, закрывать за учителем классную дверь, при входе его командовать ученикам: «Встать», а садиться уже разрешал сам учитель, он говорил: «Садитесь». Пока учитель не предложит сесть, самовольно садиться запрещалось, а если ученики садились раньше, чем предложил учитель, то это считалось нарушением дисциплины, и в кондуит записывался целый класс. Были такие учителя, которые издевались и не предлагали садиться в продолжении 10 – 15 минут, а сами садились. Такое бывало, когда между учениками и преподавателем бывали конфликты. Особенно этим отличался в старших классах учитель латинского языка Паташов Михаил Васильевич.
* *
* Каждый день уроки, задаваемые на дом, ученики записывали в дневник, где была графа для проставления отметок учителями. В младших классах за правильным ведением дневника и чистотой записи наблюдали классные наставники, забирая дневники домой на воскресенье. Старшеклассники также вели дневники, но за ними уже не наблюдали.
В дневниках, на страницах, которые приходились на числа рождественских каникул гимназисты рисовали как едут домой на санях, закутанные в тулупы, а потом – рождественские елки, раскрашенные разноцветными карандашами. А на числах масленицы – горы блинов и катание на тройках. На пасху – куличи, пасхи, яйца. Правда, за такие «художества», не учитывая старания и дарования, сбавлялись отметки по прилежанию и писались нотации о том, что это недопустимо. В дневниках в конце были странички, на которых классный наставник или учитель имел право написать для сведения родителей ученика о плохом его поведении в классе или получении плохой отметки. Вот такую-то запись получил я однажды, учась в приготовительном классе. Никандр Дмитриевич спросил меня по арифметике таблицу умножения вразбивку, а я ее забыл и, помню, начал врать в рифму: «Семью семь – сорок семь, семью восемь – двадцать восемь, шестью пять – тридцать пять, девятью девять – сорок девять». Класс хохотал, а он взял у меня дневник из ранца и написал: «Ваш сын Хведор (он был хохол) не знает таблицу умножения, принудите его выучить». За такой мой «хороший» ответ в журнал он поставил мне «1».
Я, придя домой, после обеда с горечью показал дневник маме, и она не пустила меня гулять и играть в городки, до которых я был большой любитель и мастер, сама задавала вопросы о количестве, полученном при умножении, вместе со мной учила, и я через два-три часа уже хорошо знал таблицу умножения (память была замечательная), но гулять все-таки не был пущен. Я улегся спать, а под подушку положил арифметику, это, говорили, помогает запоминать, а наутро, перед уходом в гимназию, мама еще раз проверила мое знание. Я пришел в гимназию торжествующий: я знаю таблицу умножения не хуже Марыгина и Михайлова, первых учеников. Но в этот день Никандр Дмитриевич меня не спросил, как я ни поднимал руку, а спросил на другой день с места, и то за пять минут до звонка: «А ну-ка Хвёдор Чанышев, расскажи таблицу умножения на семь». Я ответил верно. И на девять, и на пять, и на восемь я тоже ответил верно, тогда он похвалил и в журнале отметку исправил с «1» на «4», и в дневнике написал, что исправил на «4». Придя домой я с гордостью показал дневник с четверкой. Учился я в приготовительном классе на четверки и пятерки и перешел в первый класс без экзаменов, а тем, что учились на тройки, пришлось сдавать приемные экзамены в первый класс. Два старших брата Борис и Андрей также учились в гимназии. Когда я перешел в первый класс, Борис перешел в пятый, а Андрюша – в седьмой.
Андрей Иванович Чанышев –
При затруднениях в подготовке уроков Борис мне никогда не помогал, и вообще, он был со мной суроват, а Андрюша всегда помогал, хорошо, просто и коротко объяснял вопрос, лучше, чем преподаватель, и всегда говорил ободряюще: «Что ты не понимаешь? Да ведь это, брат, проще пареной репы». Да, ему-то было легко. Надо сказать, что он был хорошим учеником и окончил учебу с правом на серебряную медаль. Он был репетитором у гимназистов – «маменькиных сынков», и этим помогал отцу учить нас в гимназии, его за хорошее учение освобождали от платы за учебу, которая равнялась сорока рублям в год.
Ежегодная плата за обучение в гимназии
* *
*
ПЕРВЫЙ КЛАСС
В первом классе, кроме общеобразовательных дисциплин, мы стали учить немецкий и церковно-славянский языки. Помню, по немецкому учил нас Берг Герман Христофорович, пожилой учитель. Он ходил в очках, а иногда надевал на близорукие еще и дальнозоркие, но даже в двойных очках он не мог хорошо видеть, что делается на задних партах, а там во время урока или готовили домашние задания по другим предметам прогулявшие и не выполнившие уроков ученики, или играли в карты в «дурака», в «три листика», или в шашки, начертив шашечную доску на столе-парте. Берг плохо говорил по-русски, с акцентом, на «ы» вместо «и», например, вместо «садитесь» – «садытесь».
Учитель немецкого языка Елатомской мужской гимназии
Берг Герман Христофорович
С нами был интересный случай. Как-то дежурные, стоявшие у раскрытых дверей класса изнутри коридора после перемены, когда уже прозвенели звонки, и следившие, когда придет Герман Христофорович, закричали в класс на шумевших учеников: «Тише! Тише! Немец идет!». В других классах уже начались уроки, но Берг приходил с запозданием, боясь наткнуться на кого-нибудь. Вот он, подходя к классу, услыхал, что дежурные кричат: «Немец идет, немец идет!» Это показалось ему обидным, неприветливым, и он, войдя в класс, сказал после того, как ученики сели за парты: «Господа, вы не говорыте, что немец идьот, а говорыте, что Герман Христофорович идьот». Ученики все чуть не фыркнули, поджав животы, и едва удержались от смеха. Тут же на перемене рассказали об этом казусе и в другие классы. Так во всех классах, кроме старших, его стали встречать возгласами: «Герман Христофорович – идиот!», а он, довольный, садился за учительский стол. Так продолжалось долго, но, случайно проходя мимо, директор услыхал этот нелестный «эпитет», и, зайдя в класс, спросил дежурных, почему они так называют учителя. Тогда Герман Христофорович сам объяснил, что он так просил называть его. Директор понял подхваченную учениками ошибку учителя, обращенную ими в насмешку и в присутствии учеников ничего ему не сказал, а вызвал после уроков через сторожа Гаврилова по прозванию «Василий длинный», стоявшего у дверей кабинета директора, из учительской к себе в кабинет, выходивший в коридорчик у конца зала, и только там объяснил Герману Христофоровичу его ошибку, о чем нам сообщил «Василий длинный». И Берг, придя в классы, уже никак нас не приветствовал, кроме «Здравствуйте», а дежурные уже не сообщали о приближении его. Пользуясь плохим зрением учителя, гимназисты стали подписывать тонким карандашом над немецким текстом соответствующее произношение русскими буквами, а иногда и перевод. При этом ученик должен был читать верно, но не слишком бойко, переводить не сразу, а как бы подумав и не показывая уверенности в правильности чтения и перевода. Наш классный наставник Суханов Николай Никитович преподавал нам русский язык, был из молодых учителей и относился к нам хорошо, в других, 3, 4, 5 классах он преподавал латинский язык. Сам он был родом из Вологодской губернии. Мы завидовали со стороны, что он был такой положительный – высокий, красивый, и сильный. О силе его мы узнали так. Для Троицкой церкви из Балахны по Оке привезли новый большой колокол. Везли его всем народом с берега по Каржевину извозу на больших санях из бревен. И вот, когда его поднимали, но еще без языка, Суханов подошел с другими учителями к церкви. «Штык» его подзадорил: «А вот не поставишь «на попа» этот язык!» Но Николай Никитович, взявшись одной правой рукой, вот так сразу и поставил «на попа» двадцатипудовый язык. И это на другой день передавалось из класса в класс, а у нас гордились им: «Вот у нас какой классный наставник!». Один бойкий ученик Серков Вася, у которого он жил на квартире, в классе ему запросто сказал на уроке: «А ведь вы, Николай Никитович, оказывается, очень сильный, поставили «на попа» двадцатипудовый язык колокола», на что получил ответ: «А вот твой язык даже привязать не могу. Ты и дома мне надоел с этим, и здесь болтаешь».
* *
* Учили по грамматике Кирпичникова и Гилярова правописание коренных слов с буквой «Ѣ» – «ять» складно в рифму:
Алексѣй, Гордѣй, Сергѣй, Глѣбъ, Матвѣй да Еремѣй, Енисѣй, апрѣль, Онѣга, Днѣпръ и Днѣстръ и Родонѣга, Да индѣецъ, Печенѣгъ.
Наречия:
Возлѣ, нынѣ, подлѣ, послѣ, Вчужѣ, въявѣ, вкратцѣ, вскорѣ, Развѣ, вмѣсте, здѣсь, покамѣстъ, Вѣрно, рѣдко, непрѣменно, гдѣ, Отмѣнно, внѣ, совсѣмъ, Слѣва, нѣкогда, нигдѣ, Индѣ, кромѣ, вдалекѣ И вдвойнѣ, вчернѣ, всоборнѣ, Да пѣшкомъ, наединѣ.
Исключения надо писать с «е»:
Вкратце, втуне, вообще, Вовсе, прежде и еще.
Наречия с предлогами слитно:
Слева, справа, издавна, Снова, изредка, сначала.
Слова:
Тѣло, тѣсто, тѣнь, утѣха, Сѣнь, затѣя и потѣха, Стѣна, тѣсно, затѣвать Через «ѣ» нужно писать.
Арифметику преподавал Шварц Сергей Яковлевич из Черкасс – тоже молодой учитель, хороший, но очень нервный. Если ученик не понимал, говорил: «А, черт тебя подери!», но мы на это не обижались, так как у него не было ни одного двоечника, в крайнем случае он ставил в четверти тройку с минусом. Жил он на квартире тоже у Серковых и, пользуясь этим, Вася, подсмотрев, иногда узнавал заранее, какая будет контрольная по арифметике и сообщал плохим ученикам, а хорошие и сами любую решали.
Учитель математики Елатомской мужской гимназии Сергей Яковлевич Шварц
Учебное пособие по геометрии. Экспонат Елатомского краеведческого музея.
* *
* Моим товарищем по парте, как в приготовительном, так и в первом классе, был Миша Маккавеев, который учился средне. Мы были семейно знакомы, так как наши родители ходили к ним в гости играть в «преферанс». Я ходил еще потому, что в их семье была приемная сирота Лиза, с которой я дружил еще до поступления в гимназию. Она мне нравилась, хорошенькая, темноволосая девочка с карими милыми глазами. Мы играли в лото, в каты в «дурака», «пьяницу», «короли», «мельницу», а иногда в фанты. Моя дружба с Мишей продолжалось до 7 класса, когда он меня выдал и еще десять человек участников литературного кружка и нас исключили из гимназии. Еще товарищем моим был Вася Порошин – парень маленького роста, за что его прозвали «осьмушка». Этот мне помогал рисовать на уроках или исправлял мои рисунки, взяв мою тетрадь к себе на парту. Он тоже играл в городки, хорошо ловил рыбу с плотов, вместе мы участвовали в «налетах» на чужие сады, хотя и у нас были свои сады с не менее вкусными яблоками и ягодами.
* *
*
Учитель Закона Божьего отец Александр отметку «пять» никому не ставил, говоря, что один Бог знает на «пять», так как он вездесущий и всезнающий. Однажды, придя на урок, он забыл свой учебник и взял книгу у сидевшего на первой парте гимназиста Алеева, стал листать, зачитался и не объясняет урока. Оказалось, что у Алеева лежал там листок с записанным анекдотом про сельский причт, оскандалившийся на одном молебне. Некий помещик, построивший на свои средства церковь в селе в день своих именин заказал молебен в присутствии гостей. Дьячок же из раболепия стал петь с прибавлением «с», или, как тогда говорили, «со солво-ер-сом»: «Господи-с, помилуй-с» и растягивал слова. Помещику надоело это и он, подойдя к дьячку, сказал: «Пойте попросту», а дьячок был глуховат и передал священнику, что помещик или пьян здорово, или задурил и велел петь «По мосту». Священник, понимая, что это не пристойно, но, зная упрямство и самодурство помещика, решился исполнить «приказание» и сказал дьячку: «Раз велит, так зачинай!». Вот дьячок выскочил из боковых дверей алтаря, пошел в пляс и запел: «Как по мосту, как по мосту, мосту, мосту...», а священник, растворив царские врата, подхватил ризу и тоже пустился в пляс на амвоне, притопывая и припевая: «Мосту, мосту, мосту...». А дьякон с кадилом в руках: «Ты кади, кади, кадила моя, ты кади, позолоченная...». Помещик и гости, конечно, были очень удивлены и никак не поймут, с чего это причт так развеселился, да еще в церкви, ведь это богохульство! Помещик подозвал дьячка и сказал: «Ведь я вам велел петь попросту, а вы «По мосту». Причт был сконфужен и за «угодливость» свою им пришлось понести наказание – дьякона, по постановлению архиерея, – в дьячки, священника – в монастырь, а дьячка уволили. Отец Александр, прочитав анекдот, закрылся журналом и захохотал. Роська, как звали Алеева, сразу побледнел, потом позеленел, догадавшись, в чем дело, а отец Александр ему ничего не сказал, и, успокоившись, начал объяснять урок. После урока как раз была большая перемена. Он вызвал Роську в учительскую и, затворив двери, прочитал его анекдот при нем всем учителям, которые, конечно, рассмеялись. Потом вызвали Роськиного отца и директор предложил взять сына из гимназии, подав заявление по собственному желанию. Отец стал упрашивать, соглашаясь на какие угодно наказания. Тогда собрали педагогический совет и решили наказать его так: Роська в течение месяца по воскресеньям в алтаре должен был откладывать двести земных поклонов и читать книги из гимназической библиотеки про угодников божьих и мучеников и содержание их рассказывать отцу Александру, приходя на дом.
Учебник Закона Божьего из библиотеки Елатомской гимназии.
На другой год Роська Алеев уехал в Москву и поступил там в кадетский корпус.
* *
* Весной 3 мая 1902 года у нас в городе был праздник древонасаждения. Все учащиеся города сажали молодые деревца на том месте, где сейчас Дом культуры и школа-интернат около пруда «Козиха». Высажено было 400 саженцев, и я посадил березку. Она быстро принялась, так как я ходил каждый день поливать ее, и росла до 1909 года.
Праздник древонасаждения в Елатьме 3 мая 1902 года (Фото из собрания С.Родина)
Когда на этом месте стали строить здание для женской гимназии, то часть насаждений вырубили, и она попала в этот участок.
Торжественный молебен по случаю закладки фундамента Елатомской женской гимназии, 1909 г. (Фото из собрания М.Александровского)
На данной фотографии справа от здания женской гимназии видны оставшиеся деревья, посаженные гимназистами 3 мая 1902 года
После посадки деревьев на площади против Городской управы был концерт. Пел песни гимназический хор, а духовой оркестр под управлением Гуго Ивановича Швера исполнил несколько песен. От Городской управы было угощение: сладкие напитки, пряники, сладкий чай с пирожками. Были расставлены столы, накрытые клеенкой, а учителям – скатертями. По очереди подходили за пирожками и пряниками, а потом за чаем без очереди, так как столов с самоварами было много.
* *
*
Вернуться на главную страничку
|
