ЕЛАТЬМА


<<<   ПРОГУЛКА ПО ГОРОДКУ   >>>

(Рассказ елатомского краеведа)

28. В ДАЛИ ВЕКОВ ИЩА ИСТОКИ
(продолжение страницы)


 

Интереснейший исторический очерк по истории Елатомского уезда написан Николаем Егоровичем Волковым (1884 – 1971). Своеобразна, хотя и не бесспорна его интерпретация далеких исторических событий и местной топонимики, но рассказ о  событиях, современником которых был сам автор, представляет значительную историческую ценность.

 

Николай Егорович Волков

 

 

«Елатомский край»

 

исторический очерк

 

Н.Е.ВОЛКОВ

 

 

Районный центр Рязанской области Елатьма, или по-старому Елатом, стоит на высоком берегу реки Оки, которая протекает к востоку от него, с юга не север. В 20 километрах к западу от Елатьмы стоит город Касимов. Он также расположен на берегу реки Оки, которая протекает к западу от него и с севера на юг. Река Ока между Касимовом и Елатьмой образует дугу около 100 км длиною. От Касимова она течет на юг, потом поворачивает на юго-восток и там, где в нее впадает с юга река Мокша с ее притоком Цною, Ока поворачивает на север и так с небольшими искривлениями идет до впадения в реку Волгу.

Пространство внутри дуги, образуемой Окой, площадью около 400 кв. километров, лежало на границе русской земли с мещерами и казанскими татарами до XVII века. Оно было хорошо защищено с востока, и юга и запада рекой Окой и озерами, болотами и чащей кустарников, луговых заречных пространств, а с северо-запада массивом вековых лесов, которые шли по увалу от Касимова до Мурома. Из этих лесов в сторону Елатьмы вытекает несколько речек, из которых самая большая, сплавная река Унжа. Она начинается в болотах Владимирской области и, принимая в себя другие речки, сначала течет к юго-востоку и, не доходя до Оки километров 5 в низменности, где сейчас село Ардабьево, поворачивает к югу и так течет около 20 км параллельно с Окой, текущей с юга на север. Затем Унжа поворачивает на восток и впадает в Оку километрах в 10 выше Елатьмы. Пространство между Окой и Унжей длиною около 20 км, а шириной от 2 до 5 км, образует высокий увал и поднимается над Окой метров на 70 и над Унжей метров на 50.

До XVIII столетия оно было покрыто вековыми лесами. В южной части росли дубовые, березовые и липовые леса, а к северу от Елатьмы – вековой сосновый бор. На увале между Окой и Унжей во II веке было малочисленное население. Подле устья Унжи стояло небольшое село Квасьево («Ква-село» – Лягушачье село). Жители ловили рыбу в Оке и Унже, плели лапти и дорожные кошели из лыка и делали кузовья и бурачки из бересты. На росчистях они сеяли хлеб, коноплю и водили скот.

Километрах в 4-х севернее Квасьева стоял на высоком берегу Оки монастырь «Андриянова пустынь», из церкви этого монастыря шел к реке Оке подземный ход с боковыми ответвлениями и подземными кельями. Он оканчивался на берегу Оки большой камерой, обложенной кирпичом, из которой и был выход наружу. Такое сооружение могло понадобиться только большому коллективу, несколько человек сделать его не смогли бы. Когда татары разгромили этот монастырь, здесь устроилась шайка разбойников, которая грабила суда на Оке и добычу скрывала в подземелье.

Километрах в 4-х севернее Андрияновой пустыни стоял городец, который позже называли Елатом.

Касимовский городец был построен в 1152 году по приказанию Суздальского князя Юрия Долгорукова, и в те же годы построен городец у Елатома, а так же в 15 км севернее, там, где сейчас село Муратово, и в 15 км к югу, там, где сейчас село Щербатовка. Это была укрепленная граница русской земли.

Орда Батыя в своем движении к Москве заняла эти городцы.

Щербатовка – это соединение слов Мещеры и Батый; Муратов – от имени татарского начальника; Елатьма – от слов «Алла тамо». В этом городце была церковь с отдельно стоящей колокольней, которую татары превратили в мечеть, и когда русские услыхали на колокольне призыв «Алла!» (или «Аллах!»), то это глубоко вошло в их сознание. Это было никогда не слыханное. Они говорили друг другу «Алла тамо», отсюда и «Елатьма».

Квасьево, Пустынь, Елатьма да Ласино (от слова лаз). Ласино стояло к северу от Елатьмы, в густой чаще леса, подле дороги, идущей от Мурома к Елатьме. Дорога у Ласина была трудной, это был лаз через болота. В осеннюю и весеннюю распутицу здесь можно было проехать только с помощью ласинских мужиков, которые вытаскивали телеги и лошадей из топи. Были случаи, когда они убивали и грабили проезжающих, а трупы бросали в страшное озеро «Рябуха», от слов «Разом бух!» (раскачивают за голову и ноги и потом разом бух, с берега в воду). Вот и все население увала между Окой и Унжей во II-III веке.

Долина реки Унжи в то время была совершенно безлюдной. Она была покрыта топкими и непроходимыми болотами, речками и озерами, укрытыми чащей ольхи, ивняка, калины, черемухи, ежевики, смородины и прочее.

Местность к западу от Унжи постепенно повышалась в сторону Касимова и лесов северо-запада. Речки вытекали из этих лесов, промывали в глиняных склонах к Унже глубокие овраги. Все они впадали в Унжу. Самая большая из них – речка Мурманка – впадала в Унжу против Елатьмы, там, где сейчас село Любовниково. Мурманка имеет притоки с обеих берегов и там, где в нее с юга впадает река Шилинка и деревня Высоково, раньше было озеро, в котором водилась крупная рыба лещ и щука, сейчас озеро сильно заболочено, но рыба в нем еще имеется. Рыба мелкая имеется во всех речках нашего края.

Все пространство к югу от дороги, соединяющей Елатьму и Касимов, во II и III веке было покрыто лесами, преимущественно хвойными, и население здесь было только у Городца (Касимова) и там, где сейчас Щербатовка. На том месте, где сейчас большое село Крюково, стояло село Микулино. Там, где сейчас село Ватранцы, между двумя глубокими оврагами с речками на дне их, в месте их соединения на остром мысу было укрепление, окруженное рвом и валом. В километре от укрепления есть старые могильники, которые в 1926 году исследовали советские ученые и взяли оттуда один скелет богатыря (величина костей намного больше среднего роста). Часть могил принадлежала татарам и часть, более древняя, русским или мордве. Название «Ватранцы» произошло от слов «вот ратницы» и указывает на военное ратное укрепление.

Местность между Касимовым и Унжей была чем-то вроде лесостепи, овраги, рощи и поляны. Населения и здесь было очень мало.

Начальники татарских орд, во время своего похода на Москву, заметили особенности нашего края и в наших укреплениях оставили свои гарнизоны. Там, где сейчас село Урдово («Ордово»), они пускали на попой своих коней и заготавливали сено на окских лугах, здесь было стоп орды. Там, где сейчас село Ардабьево, на лугах в долине Унжи они тоже пасли коней, здесь был стоп орды бая. Там, где сейчас село Шемордино – был стоп Шамаевой орды. Начальник Шамаевой орды жил на берегу речки Мурманки, поднятом здесь метров на 40, где и сейчас сохранился ров и вал укрепления и совсем недавно внутри был 100-летний парк. Подле него стояло село Маргойво, а по-старому Мурзово, потому что в укреплении жил мурза – начальник орды бея жил там, где сейчас село Коверское в 3-х км от Ардабьева в сторону Касимова. Здесь недавно жил последний бей (в 1918 г.), бей этот был очень старый, у него не было ни жены, ни детей. Он любил, чтобы рабочие посадили его в старую карету с позолотой и прокатили по двору на себе. Карету эту, по его словам, подарил сам царь.

Царский поезд ехал из Мурома в Касимов через Ардабьево и Ковеское. В долине Унжи одна карета сломалась, и ее пустую довезли в Коверское, где царь встал на отдых в доме бея. За то, что бей хорошо принял и накормил царя и его спутников, и за то, что отдал свою исправную карету, ему оставили поломанную и дали «грамоту», что имение его будет неотчуждаемо навечно его, его невозможно ни делить, ни продавать. Оно должно передаваться целым старшему в роде. Во дворе бея стояла мечеть.

В 1252 году в Мещерском Городце, где сейчас Касимов, умер князь Александр Невский, возвращаясь из Орды.

В 1452 году Московский князь Василий III (Темный) пожаловал Мещерский Городец ордынскому царевичу Касиму, и Городец стал зваться Касимов. Царевич Касим был родным братом хана Казани, и он бежал из Казани в Москву, спасая свою жизнь. Он доказал свою верность русским победой над татарским. Наш край был пожалован ему для того, чтобы он собирал сюда и других беглецов из татарских орд из Казани, Крыма, Астрахани и Золотой Орды и с ними защищал русскую землю и от мордвы, и от татар.

В это время население нашего края стало расти, стали строиться новые села и разрастаться старые. Около Касимова возникли десятки сел. У нас выросли села: Селища, Подлипки, Шилино, Высоково, Мурзово, Кольдюки (от слов коло дойки – здесь доили овец на брынзу и кобыл на кумыс), Алеево, Алферьево и другие. В Елатьме стало 2 мечети. Мечети были в Шилине, Коверском, Подлипках и, по-видимому, в Ардабьеве.

Московские князья особенно отличавшимся верностью русским жаловали земли в собственность. Когда один из начальников Ардабьевской орды отличился в бою и принял христианскую религию, ему пожаловали новую фамилию «Ардабьев». В 1552 году Ардабьев совершил подвиг и был убит при осаде Казани. Он вписан на вечное поминовение в Успенском соборе Московского кремля. Ардабьевы владели пожалованными землями (около 25 кв. км) до конца XVII века. Земли эти перешли от них к известным Воейковым (может быть, тоже каких-то «выкрестов»). Один из татар, перешедших в христианскую веру/религию, получил земли у села «Дмитриево», стал помещиком «Алеевым». Последний Алеев Сергей жил еще в годы Октябрьской революции и имел дом в Елатьме. Земли нашего края, подчиненные Касимовскому ханству, были резервом и убежищем всех татарских беглецов, но родовой династии ханов здесь не было, ханов назначала Москва, здесь властвовали и сыновья Крымского хана, и астраханские царевичи, и казанские потомки Чингиз-хана, как и сам Касим, родич которого Кепесар Касимов был ханом большой и средней орд в степях и Оренбургского генерал-губернаторства в 1850 году, когда он был убит и конники его был разбиты в пределах Коханского ханства.

Благодаря мудрой политике московских князей в нашем крае не было актов предательства среди татар. Они были для Москвы тем, чем были для турецких султанов янычары. Количество татар в крае резко увеличивалось, но увеличивалось и русское население.

Только очень немногие татары могли иметь жен из Золотой орды, Казани и Крыма. Большинство брало жен русских и мордовок, чаще всего наемных. Дети татар были полурусскими, а дети русских нередко полутатарами. Такое скрещивание в продолжении столетий изменило наших татар, они обрусели и стали отличаться от русских только одеждой и обычаями, и мало походят на казанских или крымских татар.

В конце XVI века от грозных очей царя Ивана Грозного в наш край из Москвы приходили «беженцы» и селились здесь. У нас есть сельцо Шибаново, может быть, от имени исторического «Василия Шибана».

Колокольня церкви Рождества, наша прекрасная башня с часами, видимо, построена в дни Бориса Годунова, но может быть, и «Грозным царем».

В «смутное время» начала XVII века к нам тоже шли беженцы и оседали здесь. Так возникло село Севостьяново, Кислово и другие. Ватаги поляков, казаков и русских «добрых молодцев» сделали жизнь подле Москвы опасной и невозможной.

В начале XVIII века начинается новая история Елатомского края. Концессия Выксунских горных заводов построила на реке Унже в 7 км от Елатьмы чугунолитейный и железоделательный Унженский завод. Для сооружения железной плотины реке Унже, для возведения кирпичных стен вокруг завода, постройки доменных печей, зданий, цехов, складов, конторы и других зданий потребовалось много рабочих рук. Тысячи людей с лошадьми, лопатами, топорами, тяпками собирались сюда из ближних селений и даже из дальних мест. Там, где сейчас селение «Курмыш», основался табор пришлых рабочих, здесь был «кормеш».

Понадобились мастера делать сани, телеги. Там, где была дача начальника строительства «Куссмаля», возникла слобода мастеров тележников и санников. Сейчас там село Кусмор, в котором все мастеровые, затем возникла «Новая деревня», где также жили мастеровые. Новодеревенские кузнецы изготовляли прекрасный инструмент, например, буравы для втулок колес и буравы для камня обтесанного для памятников. Подле Щербатовки, на берегу реки Оки есть обнаженный слой известняка. Камень здесь хорошего качества, очень ценный для построек – здесь и обтесывались из камня фигурные памятники. Унженский завод стал брать отсюда мелкий камень для доменной плавки с болотной рудой, залежи которой обнаружили в долине реки Унжи.

В елатомских лесах стали выжигать уголь для завода, каменный уголь еще не употребляли. Сосновые и березовые леса, как под косой, падали и переходили в уголь и золу. Золу брали в Касимове для выделки кож, известью еще не выделывали кожу. Лучшие сорта березовой золы пережигали еще раз на «шадрик», нужный для заводов. Мыла, соды каустической еще не употребляли. Сосновые пни шли на смолу. В Лазино и около стало много смолокуров, и здесь возникло селенье «Есть пеньки», сейчас Еспинки, село на пеньках, центр смолокуров.

В эти годы татары стали уклоняться к Касимову, а земли у Елатьмы занимали русские помещики. В Ардабьеве были Воейковы, это была богатая семья и даже целый род, у них были именья в Терентееве и Нестерове, но в других селах были помещики помельче и даже по нескольку в одном селе. Они привозили крестьян, как скот, из других мест, и население нашего края быстро росло, потому, что было много работы на заводе и, главное, на заготовке леса, дров, угля и проч. На подвозке руды и прочего, а также на доставке чугунных ядер в армию царя Петра. Механического транспорта не было. Елатомские леса быстро сгорали, превращались в уголь, золу и смолу, и на росчистях и потогах стали сеять хлеб, лен, коноплю, овес ячмень, рожь, чечевицу, просо и позже картофель.

Мечети в Елатьме стали пустые, их закрыли. Городская каланча и тюрьма, видимо, построены на их месте. В Елатьме возник молитвенный дом евреев – синагога. Унженский завод управлялся немцами и евреями. В Елатьме у них были дома и особое кладбище (еврейское), немцы хоронили на нашем кладбище.

Торговля в Елатьме стала бойкой. Торговцы и разные поставщики богатели, богатели и помещики потому, что работы было много, и они отпускали крестьян на работу за особую плату «оброк». Крестьяне уплачивали помещикам тогда такой большой «оброк», что самим им оставалось только на хлеб с квасом. Некоторые помещики заставляли крестьян своих работать для завода по договору с конторой и сами получали зарплату с завода, а крестьянам давали только харчи. Крестьяне не богатели от работы, а делались бедней. Домашнее хозяйство у них велось плохо, только стариками да бабами. Вся деятельность завода была хищнической.

Уничтожив все ближние леса и запасы руд, заводоуправление не могло организовать доставку сырья и топлива из более отдаленных мест и, считая работу завода убыточной, остановили ее. Для использования большого запаса воды в заводском пруду была установлена мельница для помола ржи у крестьян, помещиков, торговцев. Мельница хорошо работала, но на Унже стояли еще две мельницы, в Новой деревне и в Сабурове.

Заводской мельник, чтобы устранить конкуренцию, решил смыть их паводком. Он раскопал часть шлакового балласта на своей плотине и устроил бурный водосброс. Вода ударила в ниже лежащие мельницы, сломала их и унесла в Оку. Плотина под слоем шлака была рыхлая, поток воды стал углубляться и промыл плотину до основания, вся вода большого заводского пруда ушла в Оку, и на дне пруда остались только лужи с большим количеством рыбы, которую ловило руками и корзинами все население. Унженский завод стал разрушаться и не был восстановлен.

В продолжении XVIII века в Елатьме было построено несколько каменных церквей и частных домов, но ни работы, ни заводов не возникло. Развивалось только кустарное ремесло и мелкая торговля, да садоводство и огородничество. Татары, уклоняясь от дел Унженского завода, жили особыми интересами. У них было много земли. Земля стала давать им хороший доход, так как население увеличилось, и оно требовало хлеба.

В XIX веке Елатьма вступила в свою новейшую историю. Она стала административным центром Елатомского уезда. Здесь жили уездные власти. Здесь были разные учреждения: больница, тюрьма, мужская гимназия, клуб, городская библиотека, городской банк.

Концессия Выксунских заводов, Ниженский завод многим давали доход, но никого не обогащали. Больших капиталов в крае не образовалось. Только одна семья купцов Поповых сумела собрать миллионный капитал. Попов и Сорокин доставляли чугунное литье в Москву на строительство чугунного моста через Москву-реку. Мост этот тогда считался замечательным и единственным в своем роде. Поповы за важную помощь строительству получили крупную премию и звание почетного потомственного гражданина. Поповы вели значительную торговлю льняным семенем, которое отправляли на бортах в Петербург и за границу. У Поповых были крупные леса и хороший лесопильный завод у Елатьмы и собственный универмаг. Они насадили большие сады. От этих посадок и с помощью садовников сады завели все жители Елатьмы.

Кроме Поповых в крае не было людей с большой промышленной инициативой. Богатые землевладельцы Елатьмы жили «ездоками», от безделья отдыхали. Только среди татар было много людей соперничных и деловых. Они ездили в места бывшей «золотой орды» и скупали там сырье: овчины, мерлушки, каракуль, козий пух и прочее. Все это они привозили в свои села Шушино, Подлипки, Высоковье и здесь выделывали овчины: выделывали, окрашивали и сшивали меха для шуб и пальто – шкурки барашков, выделывали каракулевые шапки и воротники. Козий пух они раздавали крестьянам для очистки от грубого волоса – пенки и тщательно расщипывали. Пух они продавали в Казани, где из него вязали платки. У татар были богатые меховые магазины в Касимове и на Нижегородской ярмарке. Все свои товары они продавали дорого, а за труды рабочим платили очень мало. Крестьянка очищала пух в течение недели, и сама, и дети ее, подростки, могли заработать не более 1 рубля. Пух они раздавали весом: и чистый пух, и «пенку» тоже взвешивали, и если в пуху выпадало много сору, который нельзя собрать, то вычитали стоимость недостатка, и бабе за неделю работы выдавали копеек 30 или 40. Таким образом татары наживали большие капиталы.

 

 

 

 

Местное татарское население

(Фото начала ХХ века из собрания М.А.Александровского)

 

 

 

После реформы 1861 года Шилинский татарин Муртаза Девишев купил у Воейковых все земли, леса, луга и воды Оки и Унжи площадью около 25 кв. км за наличные деньги, не прекращая своей торговли мехами и пухом, и сразу же стал строить шестиэтажную вальцовую турбинную мельницу для размола сибирской пшеницы. Он имел деньги и на стройку, и на машины, и на покупку пшеницы для работы мельницы. Весь год непрерывно у него были свои магазины в Елатьме, в Касимове, Н. Новгороде.

В Ардабьевском имении Воейковых был большой сад, окруженный рвом и валом, по которому вокруг всего сада шла кирпичная стена с башнями по углам, как в крепости. Двухэтажный кирпичный дом Воейковых стоял в этом саду. На восточной стене были ворота с башнями и против них на берегу Унжи каменная церковь. Ограда сада и дом были построены еще до Воейковых Ардабьевым, но церковь построена ими, потому что средний корабль ее и колокольня одинаковы с церковью в Терентееве, построенной им. Восточная башня Ардабьевской церкви была когда-то мечетью. Она совершенно круглая, с круглым куполом и восьмью круглыми окнами, расположенными на равных расстояниях друг от друга по всей окружности башен у самого купола башни. Такая форма церкви неудобна, и я нигде не видал подобное. Там, где средний корабль здания соединяется с этой башней, имеется трещина в стене сверху донизу. Очевидно, эта часть здания позже пристроена к башне: и кладка, и штукатурка восточной башни и средней части с колокольней тоже отличаются друг от друга. Здание церкви еще и сейчас довольно крепкое, но дом и ограда пришли в ветхость еще в начале XIX века, и Воейковы переехали жить в Нестерово. Девишев купил имение Воейковых, разобрал дом и ограду на кирпичи и построил из них нижний этаж своей турбинной мельницы. Обломки кирпича и остатки стен крестьяне унесли на печи и трубы, а кулаки – под фундамент под свои дома, и от зданий, видевших татарское иго, не осталось следа.

Помещики Воейковы были люди гордые. Владельцы имения были офицерами армии и разные генералы. Это видно из подписей на мраморных памятниках у Ардабьевской церкви, где было их родовое кладбище. У ворот имения всегда стояли конные егеря. Они смотрели, чтобы каждый крестьянин обнажал голову и покрывал ее, только пройдя последнюю башню усадьбы. Не делающих этого они били нагайкой и гнали прочь. Это почтение к дому господ требовалось во всякое время года и даже в отсутствие господ, когда они жили в Нестерове или Москве. Пройти в ворота к дому господ крестьяне могли только с «бурмистром» по особому разрешению. Все дела по управлению имением и крестьянами вела помещичья контора, управляемая «бурмистром» из богатых мужиков Ардабьева. Контора и все службы находились за оградой сада. Там же был и собачий двор (псарня). Воейковы держали большую охоту. У них было около 100 собак и десятки комнат егерей. Выезд их на охоту походил на военный поход. Звуки рогов, улюлюканье, крики и топот коней, выстрелы и лай собак, а иногда и шум, звон и крики крестьян, загонщиков во время облавы на волков. При удачной охоте мужикам давалось по стакану водки, а при неудачной – хлестали нагайками. Управляющий и бурмистр давали наряды на работы, собирали оброки, творили суд и расправу розгами и ссылками в другое имение, они разрешали и запрещали женитьбу, отдавали в солдаты и были «богами на селе». Сами помещики не имели дел с крестьянами. Их считали правильными господами, потому, что все плохое делали их слуги, а они только барствовали. Богатые и гордые Воейковы не продавали крестьян, не меняли их на собак и не били их собственноручно, жалея свои руки.

Тяжело притесняли и истязали крестьян другие мелкие и небогатые помещики, которые входили во все мелочи мужиков, выжимая из них как можно более дохода и потешая себя мордобоем и издевательством.

 

 

 

 

Местное русское население

(По фотографии начала ХХ века из собрания М.А.Александровского)

 

 

 

Новый владелец ардабьевского имения, Девишев, был человеком жадным и грубым, он пас свой скот на мужицком выгоне, считая его общим, а когда мужицкий скот заходил на его землю, он брал штраф. Он нагло захватывал смежные с его куски мужицкой земли, и ардабьевцы судились с ним из-за земли все время, за взятки суд всегда решал в его пользу. Однажды он захватил ардабьевское поле у самой околицы села, заявляя, что они обменяли его на «боровицы», т.е. взяли у него за это поле земли, на которой он вырубил лес, и она стала зарастать мелким березняком. Это была бросовая земля, и таких «боровиц» у мужиков и своих много лежало без пользы. Девишев предложил взять у него захваченное поле за любую аренду. Мужики-дураки заплатят хоть по рублю со двора, чтобы отвязаться, а когда будет арендный договор, то можно будет указывать, что земля эта Девишева, потому что мужики ее в таком-то году арендовали. Ардабьевцы не согласились на аренду, и Девишев нанял мужиков с Кислова запахать все поле в один день. Около 600 кисловцев с лошадьми и сохами заехали на поле. Ардабьевцы взяли топоры и колья, бросились на них, изрубили все сохи, зарубили 6 лошадей и двух мужиков. К побоищу приехал Девишев и стал грозить острогом и Сибирью. Мужики стянули его с тележки и били до тех пор, когда он перестал кричать. От побоев он стал параличным, и его до самой смерти возили по дому в коляске, и он не мог говорить, а только мычал.

Сын Муртазы, Изатулла Муртазынович, был не лучше своего отца. Осенью 1905 года ардабьевцы решили срубить лес на своих «боровицах», смежных с лесом Девишева и заросших хорошими соснами потому, что Девишев заставлял своих мужиков окарауливать и этот чужой лес. Девишев заявил, что лес стал его «за давностью» охраны. Мужики стали рубить, явилась полиция и запретила рубку, угрожая судом. И вот один молодой мужик Савелий Рыжов ударил свою лошадь кнутом и повез из леса сосну. Исправник встал на дороге и кричал: «Стой! Сложи дерево!» Савелий с топором в руках с насмешкой ответил исправнику: «Посторонись, ваше благородие, а то как бы топором Вас не задеть!» Исправник отскочил в сторону и, угрожая расправой, уехал со стражниками полицейскими в г. Елатьму, а крестьяне свозили весь лес по дворам. Через неделю в Ардабьево на тройках примчалось начальство и рота карателей, лес заставили свозить на двор Девишева и 126 домохозяев Ардабьева посадили в тюрьму.

Корреспонденция о суде на ардабьевскими крестьянами была напечатана на двух подвалах в губернской газете «Рязанский край». При царской цензуре о многом нельзя было писать, и связь этого дела с работой Елатомской организации РСДРП не указана, но полиция и каратели знали о ней. Когда арестовали и посадили в тюрьму ардабьевцев, то арестовали и посадили в тюрьму и членов Елатомской группы РСДРП большевиков: Виленкина Якова и Маслова Александра и освободили их только после того, как выпустили из тюрьмы ардабьевцев. Елатомская группа была неоднородна. Большевиков в ней было человек 5-6. Руководитель группы Яков Виленкин был большевик, но брат Якова – Борис Виленкин – был меньшевик. Птицын, стрелявший пять раз в воинское начальство (подполковника Короленко) из плохонького револьвера, был соцреволюционером. Короленко носил кольчугу, и пули его не ранили, а Птицын был сослан на каторжные работы в Сибирь.

 

 

 

 

Военные врачи Борис и Евгений Виленкины, 1916 г.

 

 

 

В организацию входили, поддерживали с ней связь студенты М. Варданов, братья Чанышевы, Обухов, в последствии известный певец Большого театра, и другие. Это была молодежная организация из учащихся Елатомской гимназии.

Директор Елатомской гимназии по фамилии Тихий помогал революционному движению. В 1903 году он принял в 9 класс гимназии учеником Моисея Виленкина, не проверяя его «липовых» документов. Моисей Виленкин в это время имел законченное среднее образование. Он был вольнослушателем в Московском Университете, и за участие в революционной работе его выгнали со второго курса. Учиться в гимназии ему было не нужно, но нужно было вести партийную работу. Директор рекомендовал его в репетиторы к сыну миллионерши Поповой, и он стал его учить бесплатно, за квартиру и стол в доме Поповых. Он мог хранить у себя партийную переписку и запрещенные книги. В дом Поповых полиция с обыском не ходила. За время своего учения в 9 и 10 классах он объединил всю революционно настроенную молодежь этих классов, он легко сдал экзамен за 10 класс, получил аттестат и золотую медаль. Золотую медаль и аттестат зрелости получил и его ученик Попов.

Уезжая из Елатьмы, он оставил членам группы шифровки для предъявления их своему заместителю Якову Виленкину, который в том же году приехал в Елатьму, и Тихий принял его учеником в 10 класс по «липовым» документам, он был братом М. Виленкина, но на деле это был такой же «гимназист», как и Моисей. Окончив гимназию в Елатьме, Моисей уехал в США, где был назначен заведующим русским отделом публичной библиотеки в Нью-Йорке. У него были большие знания русской литературы и, без сомнения, достаточные рекомендации. Это был «необыкновенный» гимназист.

В 1908 или в 1909 году он приехал со своими друзьями в Петроград, и они открыли там «Нью-Йоркский институт тайных знаний». Институт этот имел аудиторию для постоянных учеников и бюро для своих заочников. Тайных для царской полиции знаний у института было вполне достаточно. Когда часть этих знаний была рассмотрена, институт закрыли. Яков Виленкин был большого роста, рябой, с грубыми чертами лица и с непреклонной волей. Отсидев 6 месяцев в тюрьме с исключением из учащихся, он добился разрешения держать экзамен на аттестат зрелости при округе. Из 110 экзаменующихся экстерном только 8 получили аттестаты, и в числе 8 был Яков Виленкин. В 1926 году он работал в Москве в дирекции треста.

Елатомская парторганизация объединяла около 30 человек. Ее оберегал директор гимназии и ей помогал старый учитель Бельке. Бельке учил молодежь марксизму и конспирации. К Бельке приводили всех новичков. Кабинет его, похожий на кабинет Фауста, и сам Бельке похож на Фауста, старый с удивительным взглядом, запоминался навсегда.

 

 

Франц Густавович Бельке

 

Франц Густавович Бельке

 

 

 

 

Учебное пособие Елатомской мужской гимназии – рабочая модель парового двигателя

из физического кабинета, которым заведовал учитель Ф.Г.Бельке.

(Из экспозиции Елатомского краеведческого музея).

 

 

 

Здесь новичка или принимали, или отбрасывали в сторону. Тот, кого Бельке рекомендовал, приводился на общее собрание группы. Собрания были без регламента, новичка показывали и там утверждали.

Елатомская партгруппа имела постоянную связь с Ардабьевым. Студент-юрист М. Борзяков не раз бывал в селе и авторитетно доказывал знакомым крестьянам, что их дело правое, что спорный лес нужно срубить и твердо стоять друг за друга, «все село за татарина в тюрьму не посадят». Крестьяне поняли, что за Муртазу, избитого на поле, тоже ничего не было. Елатомская полиция и не смогла бы так жестоко расправиться с порубщиками, но в дело вмешался сам Столыпин. Им был подписан приказ о расправе с ардабьевцами. Елатомская партгруппа организовала через родственников арестованных, которые приходили на свидание в тюрьму, передачу писем и вещей Я. Виленкину, Маслову, инженеру Юмашеву – арестованному в Сасове и сидевшему в Елатомской тюрьме – и другим, был устроен сбор денег в пользу заключенных, и деньги эти передавали женам заключенных ардабьевцев. На башне с часами, недалеко от тюрьмы, устроили переговоры флажками, из тюрьмы тоже сигналили носовыми платками. Новости из газет и партийной почты передавались в тюрьму, и о делах в тюрьме узнавали на воле. По просьбе Елатомской партгруппы Московское Юр-бюро командировало в Елатьму двух адвокатов из Москвы и двух из Тамбова. Юр-бюро добилось от директора департамента полиции Лопухина отмены высылки двух ардабьевцев в Карелию. Вся эта большая и сложная работа партгруппы велась тайно, иногда через третьих лиц, опытными конспираторами, и о ней мало кто знал. Когда Птицына сослали в Сибирь, Аленкины, Маслов, Чанышевы, Тенишевы и другие уехали из Елатьмы, уцелевшие притихли. Они потихоньку изучали марксизм и революционную литературу, готовясь к новым боям.

 Приближение войны с Германией чувствовалось многими. Германия через своих поставщиков стала закупать в большом количестве: зерно, муку, мясо, кожи, гусей, поросят, шкуры жеребят. За шкуру двухнедельного жеребенка они платили столько, сколько стоил годовалый жеребенок. Жеребята забивались в Елатьме и Касимове сотнями и продавались для отправки в Германию и Австрию, где из них делали крышки на солдатские вещевые ранцы. Погублено много будущих коней, нужных нашей армии. Для уменьшения конского поголовья в России и покупались эти шкуры.

500 миллионов рублей, которые царь Николай занял во Франции, и миллионы рублей, которые уплачивала Германия за продовольствие и военное сырье, действовали как вино. В богатых домах Елатьмы весь день играли рояли, звенела посуда, завтраки сливались с обедами, молодежь пела и смеялась.

Учение в ВУЗах разладилось, и студенты не посещали лекции и разъезжались по домам заниматься флиртом. Даже в селах стали заводить одежду из тонкого сукна, шерстяные и шелковые полушалки. Торговцы считали выручку не только бумажками, но и золотыми монетами, набирая их ежегодно горстями.

И вдруг… война с Германией. Миллионы людей пошли на фронт.

 

 

 

 

 

 

Отпечатано с рукописи Волкова Николая Егоровича.
Елатьма.
15/VI-1958 года.

Материал предоставлен Сергеем Владимировичем Родиным в 2009 г.

 


 




На предыдущую



На продолжение странички




 

 
 

Copyright © Н.Г.Зиновин 2007. All rights reserved.rved.